Похвала простоте и печали

Дом Тадао Курамата — огромный, тихий, несколько непривычный, расположенный недалеко от Нормандии — где-то между Востоком и Западом, городом и деревней, водой и деревьями, природой и изысканностью. За основу взяты форма и цвет, точно сочетаются пропорции и оттенки, ведь малейшая ошибка может совершенно разрушить гармонию, присущую традиционному японскому дому…

Но лучше о своем доме рассказывает сам хозяин, Тадао Курамата, японский музыкант, живущий в Европе: «Идея, положенная в основу архитектуры моего дома — открытое пространство, максимум света и воздуха, минимум мебели и аксессуаров. Главное — рациональное использование пространства. Ведь ничто так не выявляет изъянов интерьера японского жилища, как минимализм. Каждый излом должен быть уникальным, стилистически отточенным и завершенным. Главное в нем — чистое пространство и естественный свет». Тадао немного лукавит: в его доме декор играет существенную роль. Благодаря декоративным предметам — «бесполезным», как их называет Тадао, легко аранжировать пространство восточного дома и любимые вещи хозяина дома так, чтобы в итоге возникало ощущение гармоничного пространства для жизни в уединенном месте в горах. Но это — сейчас, после завершения проекта, когда Тадао вместе с подругой покупали японские тарелки, выискивали на барахолках деревянные ширмы «цвета давности» и собирали камешки на берегу моря. А тогда, в самом начале — были долгие поиски места для постройки. Они-то и привели Тадао в небольшой поселок в Нормандии с холмистой открытой площадкой. «Считается, что на юге Франции надо жить поближе к морю. Но для японца ландшафт чрезвычайно важен. Мы трепетно относимся к окружающей природе, и дом отвечает нам тем же. Уединяясь в горах, просто меняешь все в своей жизни, словно погружаешься в какую-то нирвану, где само понятие времени присутствует лишь в пасущихся стадах, виднеющихся по утрам из окон дома». Взгляд Тадао на «природу» глубоко целостен:

«Скрежет ножа
По сковороде сливается
С голосами древесных лягушек», — цитирует он Рёкана.

Действительно, в этом месте хочется поселиться навсегда: дышать ароматами прованских трав и олив, засыпать под пение цикад, любоваться на огни поселка, простирающегося где-то внизу, в синей дали, встречать розовые рассветы и закаты, льющиеся в окна на всю стену, и наслаждаться какой-то невероятной тишиной и умиротворяющим покоем. Именно здесь, обнаружив полуразрушенный деревянный дом, Тадао решил перестроить его по своему усмотрению.

Условием для интерьерного сценария стало желание совместить профессиональные занятия музыкой, увлечение боевыми искусствами и национальные особенности японского жилища; а рельеф позволял четко зонировать территорию, использовать подъемы, пандусы, подпорные стенки, откосы, каменистые горки и водяные каскады. Эрозия почвы, а также большой объем талых и дождевых вод усложняли задачу. Поэтому передвижение по территории нужно было организовать таким образом, чтобы не приходилось постоянно карабкаться вверх-вниз по склону. Для этой цели служат каменистые дорожки, вымощенные камешками, морской галькой и песком. Они не заканчиваются у входа, а плавно ведут в дом. Кстати, в итоге удалось сократить часть расходов, связанных со строительством подпорных стенок, пандусов и лестниц. Архитектор Соня Кортез, принимавшая участие в строительстве дома, использовала только натуральные материалы — дерево, камни, сизаль, естественные клеи, бумажные обои… — все экологично и в гармонии с природой. Даже кровля приобрела округленную форму: пониженную на севере (защита от холода) и более высокую на юге, чтобы лучи солнца беспрепятственно могли проникать в дом. Северную часть дома занимают функциональные кухня и подвал. Спальня, музыкальный салон и гимнастический зал расположены на юге. Эта часть дома отделена вертикальным зимним садом с омелой, лишенным декора, с чистыми объемами. И все же, стремясь к максимальной простоте, Тадао ставил куда более сложные задачи, чем кажется на первый взгляд: «Японские интерьеры могут показаться слишком холодными, слишком выхолощенными и стерильными, но на самом деле нужно просто восстановить остроту ощущений, чтобы понять: они нежны, чувственны и очень витальны. Вообще культура старой Японии, основанная на очень сложном и трудно переводимом понятии «ваби» — что-то вроде «высокой скромности» или «благородной бедности», как ничто иное, преобразует с виду обычное пространство в необъяснимое очарование эстетики пустоты — существующего «ничто» — метафоры живой, меняющейся и непостижимой реальности». Тадао Курамата — адепт «новой простоты» — исповедует идеи опрощения и очищения. Он очень ценит классическое эссе знаменитого японского писателя XX века Танидзаки Дзюнъитиро «Похвала тени», который утверждает, что японцы раскрывают над жилищем зонтик-кровлю, покрывают землю тенью, а затем в тени устраивают себе жилье. И действительно, в этом доме сочетания света и тени — основные. Солнечные лучи вливаются в окна-стены, но дальше, в другие комнаты, они попадают с трудом, ибо дневной свет проникает в комнаты через раздвижные рамы у самой крыши. Слабый отраженный свет освещает неяркие приглушенные цвета интерьера. Робкие неверные лучи света, задерживаясь на стенах, окрашенных в цвета сумерек, с трудом поддерживают здесь последнее дыхание своей жизни. Тонкое неясное освещение доставляет Тадао бесконечное удовольствие, созвучное ускользающим и меняющимся лучам солнца, каким оно бывает в предзакатном сумраке. Именно такой свет создает необыкновенное впечатление зыбкости и неверности, вызывая к жизни уникальную игру теней от стен дощатой крыши, фактурных дверей-ширм, немногочисленных предметов, мебели и элементов интерьера, заставляя принимать их прихотливые формы. Подобный свет прекрасно сочетается с желтоватыми оттенками циновок, серым цветом песчаной штукатурки и древесины приглушенного тона. Блеск стен оскорблял бы и губил неяркие, «сиротливые» лучи света, считает Тадао. Штукатурка исключительно ровного цвета, без узора, чтобы не «смутить» полусвет, «отдыхающий» на сочных стенах. В разных комнатах оттенки стен чуть заметно отличаются. Взгляд европейца, наверное, и не уловит разницы. Это даже не оттенки, а нечто более тонкое. И в пустоте пространства каждый предмет обретает собственный нюанс. Даже в гимнастическом зале царит полумрак, а декоративная омела напоминает каллиграфическую надпись, вытянутую по вертикали, цвета патины. Здесь, в невероятно “плотной атмосфере”, искусство «новой простоты» выполняет роль паузы, которую каждый волен заполнить по своему усмотрению: «В музыке и кобудо (японское боевое искусство), как и в самом Дзэн, самым важным элементом является то, что можно назвать «невмешательство ума». Если между двумя действиями остается цель толщиной хоть в волосок, — это уже пауза», — утверждает хозяин. «В этом доме, — признается архитектор Соня Кортез, — испытываешь сложную гамму переживаний и как-то сам отказываешься от слова «простота» в европейском смысле. И буддийская «пустота», как вместилище всего разнообразия форм и самого бытия, находит у нас отклик. Кроме того, я теперь с сомнением отношусь к термину «минимализм». Действительно, японские интерьеры радуют нас совершенной пустотой, не требуя ничего, но минимальны ли они с японской точки зрения в свете всего вышесказанного? Этот вопрос остается открытым.